Первый день

В конце сентября 2008 года в Петербург из Осло прилетели три норвежца. Их целью был поиск следов пребывания в конце 1943-го начале 1944-го года норвежского полка «Норвегия». Воевал он у Ораниенбаумского плацдарма.

Центральной фигурой в группе являлся 83-летний ветеран войны Ён Зандстад, бывший пехотинец этого полка. Сопровождали его два музейных работника: Харри Эллингсен – директор музея в Буде, столице провинции Нурлаан, историк и автор книги по норвежскому средневековью, а также Фруде Петерсен - работник администрации провинции Нурланн.

            Норвежцы попросили меня помочь в качестве сопровождающего лица, водителя и переводчика. Изъяснялись мы на немецком языке, поскольку они им более-менее владеют, хотя лучше знают английский, и совсем без затруднений говорят по-датски и по-шведски.

Норвежцы рассчитывали на меня также и как на специалиста по боям под Ленинградом. Я искренне надеялся, что смогу помочь им в этом, но оказалось, что их интересует исключительно период после 27 января 1944 года, то есть время, наступившее после окончательного снятия блокады. А для меня это уже темное пятно. Но я благодарен норвежцам за то, что они теперь помогли мне восполнить этот пробел. Думаю, что отсутствие знаний о последнем этапе боев под Ленинградом касается не только меня. В сегодняшней Ленинградской области таким мало исследованным местом боев за Ленинград остаются Ломоносовский и Волосовский районы. О наших войсках написано достаточно много, а вот о противнике, который отступал, яростно огрызаясь, крайне мало. А это по существу принижает доблестные действия 2-й и 42-й армий Ленинградского фронта.

            В этом смысле иностранная военная литература, которая в советское время была практически недоступна нашему читателю, сегодня благодаря активным международным связям, интернету и растущему интересу историков, становится все более востребованной. Большую роль играют при этом и устные рассказы ветеранов с «другой стороны». В случае с норвежцами меня в этом смысле тотчас же заинтересовал Ён Занстад. Я не преминул забросать его вопросами, хотя он и сам оказался на редкость словоохотливым.

Вот что я пометил в своей записной книжке:

            - Родился Ён Зандстад в 1925 году. Семья была многодетной, типичной для норвежской деревни. Помимо Ёна росли еще трое братьев и две сестры. После оккупации Норвегии немцами в апреле 1940 года страна разделилась на два лагеря. Одни норвежцы эмигрировали и стали сражаться с гитлеровцами на стороне англичан, другие приняли оккупационный режим. В семье Зандстадов произошло то же самое. Старший брат служил моряком торгового флота, дома почти не бывал, слоняясь по всем морям на сухогрузе под английским флагом. Неудивительно, что его отношение к немцам было отрицательным, тем более, что ему дважды пришлось спасаться после торпедирования его судов. Несколько суток провел он в маленькой лодке в бурной и холодной Атлантике.

А Ён вместе с другим своим братом записался добровольцем в норвежский легион. Пока шла учебно-боевая подготовка, легион был распущен, но вскоре вместо него началось формирование полка «Норвегия». С ним Ен и его брат попали на фронт под Ленинград в начале декабря 1943 года. К тому времени был создан 23-й полк «Норвегия», который вошел в состав 11-й моторизованной дивизии «СС» Нордланд». Эту дивизию вместе с полком направили под Ленинград и ввели в состав вновь образованного 3-го немецкого танкового корпуса» СС» под командованием немецкого генерала Феликса Штайнера.

            Ёну Зандстаду повезло. Ранений он благополучно избежал, в конце войны учился по ускоренной программе на офицера в училище под Мюнхеном. Но лейтенантом так и не смог стать, так как училище расформировали, спустя несколько дней он попал в плен к англичанам. После войны так и не удалось продолжить образование, работал в сельской местности до выхода на пенсию в 70 лет.

            В 1995 году Зандстад вышел на меня с письмом, в котором поставил такие вопросы

1. Разрешено ли иностранцу посещать небольшие населенные пункты в Ломоносовском районе: Дятлицы, Кошерицы, Заостровье, Бегуницы и Голубовицы?
2. Не вызовет ли такое посещение неприязнь со стороны бывшего противника. Не получится ли так, что местные жители могут воспринять визит норвежского ветерана, как знак оскорбления?

Я тут же в ответном письме развеял его сомнения, после чего в течение тринадцати лет мы больше не общались, и вот, наконец, Зандстад созрел для осуществления своей мечты.

Поездку по местам боев мы начали с посещения Красного Села. Я не мог не показать моим спутникам памятного знака, установленного на территории церкви Святого Александра Невского. Сегодняшнее посещение стало неожиданно символичным, потому что в этом году исполнилось как раз десять лет с того дня, как ветераны-легионеры установили у церкви гранитное надгробие с надписью на двух языках: «За мир и примирение. Погибшим норвежцам 1942-1943».

Ён Зандстад положил к подножию памятника красные и белые розы, перевязанные лентами цветов национального норвежского флага.

Пока Ён возлагал цветы, Харри Эллингсен просвещал меня насчет цели их поездки. Оказывается, главным для гостей было попытаться обнаружить следы передовой линии обороны и норвежских позиций, которые должны были якобы сохраниться с военной поры. Историк из Буде не мог поверить, что их уже не существует. Ему, как, впрочем, и многим иностранцам, Россия представлялась застывшей в своей первозданности. Исходя из этого, и следы войны должны были оставаться в сохранности со всеми окопами, надолбами и оружием. Окопов и траншей мы так и не нашли, а вот снаряд от противотанковой пушки нам встретился в первый же день, когда мы свернули в лес, где по нашему предположению мог проходить передний край.

Надо было видеть, с каким волнением держал снаряд в руках норвежский ветеран.

После этого мы отправились в Гостилицы, где нас уже ждала Валентина Николаевна Бондаренко, заведующая сельской библиотекой. С ней у меня установились дружеские отношения после того, как весной этого года мы впервые побывали в Гостилицах с литературным десантом.

Норвежцы тоже сразу же ощутили гостеприимство хозяйки местной читальни, которая напоила нас кофе и угостила бутербродами.

Но главным сюрпризом для наших северных соседей стало то, что в гостилицкой библиотеке нашлись книги норвежских писателей. И не только всемирно известного Кнута Гамсуна, но и современных авторов детских книг. Валентина Николаевна показала гостям также и литературу по боям за Ораниенбаумский плацдарм и освобождение Ленинграда от блокады в январе 1944 года. К сожалению, она, как и все те, кто знаком с нашей исторической военной литературой, ничего не слышала об участии полка «Норвегия» в этих боях. Для нее это было явным откровением. Хотя, объяснение этому достаточно простое. Норвежцы, фламандцы, голландцы, испанцы и представители прочих наций, воевавшие под Ленинградом на стороне гитлеровских войск - все были в немецкой форме. Если отличия и имелись, то были они совсем незначительные. Норвежцы, в частности, имели вместо эсесовских сдвоенных молний на петличках, изображение льва в качестве своего национального символа. Но мало кто из местных жителей обращал на это внимание, потому и воспринимались все иностранные добровольцы, как «германцы».

После знакомства с деревенской библиотекой Гостилиц мы отправились к горе Колокольной, прямо на то место, где когда-то находились командные пункты 2-й Ударной армии генерала Федюнинского и дивизий ее первого эшелона, которые начали свое победоносное наступление 14 января 1944 года. Здесь-то норвежцы как раз и нашли долгожданные окопы, правда декоративные, так как те были построены в качестве составной части мемориального комплекса. Сделано, это было, впрочем, достаточно достоверно. Картина фронтовой жизни представлялась убедительной.

Но вот то, что мы увидели рядом, произвело тягостное впечатление. На памятном камне с цифрами 1944 стояли и валялись целые и разбитые пивные бутылки.

Вокруг были разбросаны бумажки, пластиковые пакеты и прочий мусор. А ведь после памятной даты 8 сентября, которая по традиции отмечается жителями деревни Гостилицы в присутствии местного и районного начальства, прошло лишь немногим более полумесяца. Норвежцы сказали, что у них за состоянием такого рода памятников следят общественные комиссии. В ответ я посетовал, что такого рода структуры были раньше и у нас, но в данном случае, образно говоря, вместе с грязной водой выплеснули и ребенка. То есть старая власть развалилась, унеся с собой не только то, что изжило себя, но и, к сожалению, много полезного. И теперь плоды забвения дают знать о себе все явственнее.

Самое интересное, однако, ждало нас впереди, когда мы увидели плиту с надписью, увековечивающей руководителей района и области за их вклад в создании данного мемориала. Получалось так, что весь этот вандализм совершался, как бы с их молчаливого одобрения. Во всяком случае, разбитые бутылки и фамилии главы администрации Ломоносовского района Гусева, а также губернатора Ленинградской области Сердюкова мирно соседствовали, не мешая друг другу. Я к подобному бескультурью на наших воинских захоронениях и у памятников воинской славы, впрочем, уже привык, а вот норвежцам это было явно в диковинку.

Следующим этапом нашей поездки по Ломоносовскому району стал передний край обороны между деревнями Лопухинка и Воронино. Именно там согласно старой карте, которую гости привезли с собой, линия основных боевых действий застыла с сентября 1941 по январь 1944 годов. Зимой 1943 - 1944 годов на смену немецким частям туда пришли 2-й и 3-й батальоны пехотного полка «Норвегия».

О том, как мы искали бывшие позиции норвежских частей, следует рассказать отдельно. В первый день результат оказался половинчатым. Несмотря на то, что мы постоянно сверялись с картой, кончилось все тем, что заблудились в непролазном лесу. Проделав в общей сложности свыше десяти километров по пересеченной местности, а точнее бездорожью, топи и густому лесу, где тропинки были разве что для кабанов, мы, наконец, выбрались к реке. По ней надеялись выйти к мосту, который был отмечен на современной русской карте и где был также обозначен топографический знак памятника, как след минувших боев. Там должен был находиться передний край. Мнения наши разделились относительно того, в какую сторону идти: по течению реки или в противоположном направлении. Фруде Петерсен, как географ по профессии, вызвался в одиночку разведать места, куда направляла река Лопухинка свои воды. Ён Зандстад, Харри Эллингсен и я пошли назад, надеясь сократить путь, так как уже порядком вымотались.

Мы надеялись, что самая трудная часть маршрута уже оказалась позади. На самом деле все только начиналось. У меня имеется значительный жизненный опыт походной жизни, но такой лес я встретил впервые. Уже по тому, что в нем не имелось мусора, ясно было, насколько мало он посещался людьми. А вот следов зверей было предостаточно. То и дело взлетали глухари, затем кто-то большой бросился от нас, ломая кустарник, и в довершении мы увидели следы огромного лося. Ён Зандстад, несмотря на свои 83 года держался на редкость молодцевато. Когда я его спросил о самочувствии, то он пожаловался лишь на то, что несколько устала правая нога, в которую несколько лет назад ему вставили металлический штырь у бедра.

По лесному бездорожью мы бродили около пяти часов, и вышли из чащи, когда уже стало темнеть. Как ни странно, но вместо чувства казалось бы закономерной досады, наоборот испытывали  удовлетворение от того, что удалось преодолеть трудности. Более того, лесные приключения сблизили нас, к тому же все это было подкреплено фотографиями и видеосюжетами. В довершение всего оказалось, что Фруде Петерсен нашел таки мост и прилегающую к нему дорогу, по которой он затем без всяких затруднений вышел к нашему автомобилю.

Закончился день ужином в деревенском кафе в Гостилицах. Кроме нескольких молодых людей и нас, больше посетителей там не было. Видимо, не по карману многим местные закуски и выпивка. А норвежцы с аппетитом поужинали и выпили еще по 200 граммов водки, правда Ён Зандстад в силу своего уважаемого возраста лишь «остограмился».

День второй

Он начался с того, что моих подопечных обокрали. Узнал я это от них самих, после того, как мы встретились, наконец, с часовым опозданием. За это время Харри Эллингсен и Ён Зандстад сумели–таки дозвониться до банков в Норвегии и закрыть доступ к своим кредитным картам. Пропали также и их наличные деньги: евро и рубли. Жулики, действующие в метрополитене, могли быть в этот день довольны, ну а норвежцы были не то, что огорчены, а скорее ошеломлены, так как проехали всего одну остановку на метро в переполненном вагоне и даже не почувствовали, как их обокрали.

Однако спустя несколько минут, придя в себя, они тут же переключились на тему предстоящей сегодня поездки, которая предполагала поиск бывшей линии боевых действий между деревнями Лопухинка и Воронино в Ломоносовском районе Ленинградской области. В войну там находился передний край Ораниенбаумского плацдарма. Всего в нескольких десятках метров от него занимали свои оборонительные позиции во время наступления советских войск в январе 1944 года второй и третий батальоны из полка «Норвегия».

В первый день нашей поисковой экспедиции мы так и не добрались до этого места, заблудившись в непролазном лесу. Лишь нашему третьему cпутнику – Фруде Петерсену, который пошел в самостоятельный поиск, удалось-таки выйти к мосту, где, как показывала современная карта Ленинградской области, находился памятный знак советским войскам. Он стоял на правом берегу речки Лопухинка, являясь немым свидетелем тех событий. И вот теперь, подъехав к мосту через эту речку, мы обнаружили на противоположном берегу памятный знак. Но сам мост оказался разрушенным. Первым решился пройти по его остаткам Фруде, затем рискнул Харри, и вдруг за ними вслед ринулся Ен, опираясь на подобранную на дороге палку. Мне ничего не оставалось, как сделать то же самое, причем особого удовольствия я не испытал, так как прогнившие бревна предательски поскрипывали под ногами.

Скорее всего, три моих попутчика были первыми норвежцами, ступившими на эту непокоренную землю. Их земляки, солдаты норвежских батальонов, могли только гадать, что там было на другом берегу речушки, ширина которой составляла всего лишь десяток метров. Но переправиться через нее ни немцам в 1941-1943 годах, ни норвежцам на последнем этапе битвы за Ленинград так и не удалось. Фронт здесь застыл на два с половиной года. Этим двум батальонам полка «Норвегия», кстати, неслыханно повезло, потому что основной удар по вражеским позициям 14 января 1944 года был нанесен правее в 20 километрах у деревни Гостилицы. 9-я немецкая авиаполевая дивизия, оказавшаяся на пути огневого вала наших войск, спустя несколько часов прекратила свое существование.

Когда я поделился этими мыслями со своими коллегами по поездке, то увидел, как вытянулись у них лица. Видимо, они задумались над тем, что по-своему тоже причастны к событиям того времени, являясь земляками тех, кто вершил здесь неправедные дела.

Как бы оправдываясь, Ен рассказал историю о том, что норвежские и советские солдаты, в этом месте якобы ежедневно пополудни устраивали своеобразное перемирие, предоставляя друг другу возможность брать воду из речки. Сам он этого не видел, поскольку был в первом батальоне полка «Норвегия», но ему неоднократно говорили об этом пехотинцы из второго и третьего батальонов, которые согласно привезенной им карты с нанесенной на ней линией фронта, занимали позиции вдоль берега между деревнями Лопухинка и Воронино. Подобные истории известны со времен наполеоновских войн. Зачастую они оказываются красивыми легендами, но иногда факты подтверждают, что такие случаи, действительно могли иметь место.

            Конечно, никаких окопов и остатков блиндажей рядом с памятником на берегу речки и в помине не было. Время стерло следы войны на открытой местности, примыкающей к реке. Зато, когда на обратном пути мы свернули в лес, то сразу же наткнулись на воронки округлой формы, к которым примыкали углубления вытянутые в линию. Видимо, это были землянки с ходами сообщений. Но точного ответа получить мы не смогли, так как они были заполнены водой.

            Хотя мы уже порядком устали, тем не менее следовали за Харри Эллингсеном, который все никак не мог успокоиться. Он по-прежнему не оставлял надежды увидеть на местности следы линии фронта. Сделав привал, мы склонились над военной картой с нанесенными позициями, которую привез с собой Ён Зандстад, и стали сравнивать ее с современной картой Ломоносовского района. В итоге сделали вывод, что как раз на бывшей линии фронта отмечен очередной памятный знак, на этот раз у деревни Воронино. Найти его оказалось проще, чем предыдущий памятник, так как стоял он в открытом поле, видимый издалека. Однако, табличка с надписью на нем отсутствовала. По всей видимости, она стала добычей охотников за цветными металлами. Больше всего огорчился этому норвежский ветеран Ён Зандстад. Ему было интересно узнать, что могло быть написано на этом памятнике, какая советская дивизия могла воевать здесь? В этот день он специально захватил с собой из Петербурга букет цветов, чтобы почтить, таким образом, память своих бывших противников. Все же он нашел место, куда смог положить свои цветы. Видимо, для него было принципиально важно, чтобы цветы лежали не только у норвежского памятника в Красном Селе, где он побывал накануне. Он хотел таким образом почить память и своих бывших врагов. Возможно, он намеривался таким способом выразить свою солидарность Акции примирения над солдатскими могилами.

            Из Воронино мы отправились в Кингисепп. Вначале я не мог понять, зачем норвежцам это было нужно. Все раскрылось, когда мы решили в самом городе прогуляться по мосту через реку Лугу. Оказывается, именно по нему 1 февраля 1944 года прошла за десять минут до назначенного взрыва рота, в составе которой находился Зандстад. «Если бы мы тогда припозднились, то сейчас у вас был бы другой собеседник», - сказал с улыбкой Ён. Также широко улыбаясь, он вновь прошел по современному красавцу-мосту в центре Кингисеппа, радуясь тому, что сегодня он это сделал без всякого опасения за свою жизнь.

День третий и последний

Я не мог не показать норвежцам Сологубовку – сборное кладбище солдат вермахта. Со дня его открытия в сентябре 2000 года и по настоящее время Народный союз Германии перезахоронил на нем свыше 46 тысяч военнослужащих, воевавших под Ленинградом на стороне Германии. Возможно, одним из них был и брат Ёна Зандстада. Они служили в одной роте, и, как рассказывал Ён, 19 января 1944 года при отступлении пуля русского снайпера попала брату в шею, перебив сонную артерию. Похоронили его в тот же день в деревне Бегуницы Ломоносовского района на немецком солдатском кладбище, дальнейшая его судьба Ёну неизвестна.

Через шестьдесят с лишним лет он надеется получить сведения о своем брате именно на территории Сологубовки, где Народным союзом Германии создан военно-мемориальный комплекс. В компьютере на сайте под названием «Сологубовка» заведена база данных с именами тех солдат, чьи останки удалось обнаружить Службой поиска и перезахоронений за последние пятнадцать лет. Мы обходим это солдатское кладбище, внимательно вглядываясь в плиты с именами. За последний год их количество явно выросло. Это воинское захоронение производит глубокое впечатление своей ухоженностью и, несмотря на огромное количество перезахороненных солдат вермахта, отличается простотой и скромностью архитектурного оформления. Его основная цель – обеспечить достойное упокоение тех, кто стал жертвами войны. Сегодня Сологубовка являет собою наглядный и убедительный призыв к миру.

            Вдруг Ён подзывает нас и показывает на фамилию, высеченную на плите.

«Это, определенно, норвежский солдат», - говорит он. Вместе мы читаем: Стейнар Грётхейн 22.6.1922 – 27.5.1942. Звание не указано. Да оно здесь и не нужно. Перед смертью равны все: и рядовой, и генерал. Главное, что это еще одна утраченная человеческая жизнь.

Хотя изначально была другая причина, по которой Народный союз Германии был вынужден отказаться от написания воинских званий. В конце 90-х годов совет ветеранов Санкт-Петербурга потребовал от немецкой стороны исключить упоминание воинских званий на могилах солдат противника, мотивируя это тем, что наряду с пехотными дивизиями под Ленинградом воевали и части войск СС. Как известно, решением Нюрнбергского процесса они были причислены к преступным организациям, соответственно и военнослужащие этих частей подпадали под эту категорию. У себя на родине легионеры, уцелевшие в войне, были затем осуждены. Стейнер Грётхейн, увековеченный на гранитной плите, определенно входил в состав легиона СС «Норвегия». Прибыли легионеры под Ленинград в район Пулковских высот в феврале 1942 года, а ушли оттуда в марте 1943года, оставив навечно лежать в русской земле 155 соотечественников. Одним из них и стал Грётхейн. Останки его в 2005 году работники Народного союза откопали на бывшем погосте 2-й бригады войск СС в Красном Селе, и перенесли затем в Сологубовку. Сегодня он увековечен, как человек, а не как эсесовец. И думается, что это абсолютно правильно. Если он вершил злодеяния, то заплатил за них сполна своей гибелью.

            Затем мы спускаемся в подвальное помещение православной церкви, которая находится рядом с немецким кладбищем. В войну в ней размещался лазарет, а умерших от ран немецких солдат хоронили прямо перед храмом. Народный союз на пожертвования, организованные по всей Германии, восстановил этот храм из руин, и за это получил от митрополита Владимира разрешение на обустройство памятного зала в подвале. На сегодняшний день в нем выставлены памятные книги с именами более 700.000 военнослужащих вермахта. Среди них мы обнаруживаем и 19-летнего Стейнера Грётхейна с указанием его воинского звания. Он оказывается роттенфюрером, то есть ефрейтором. А вот фамилии своего брата Ён Зандстад не находит, хотя скрупулезно просматривает книгу за книгой. Значит, останки еще не перезахоронены. Теперь, по возвращении в Норвегию, он сделает запрос в Народный союз и получит исчерпывающий ответ.

            Завершаем мы нашу поездку посещением музея-диорамы «Прорыв блокады Ленинграда», что расположен рядом с Кировском. Сотрудник музея Татьяна Ивановна Коптелова, владеющая английским языком, обстоятельно рассказывает о боях в Приладожье. Она хорошо знает историю боев не только с советской стороны, но владеет также и информацией из иностранных источников. От нее мы узнаем, что в период прорыва блокады Ленинграда в январе 1943 года у Рабочего поселка №6 там, где сейчас проходит шоссе, соединяющее Кировск и Мгу, оборонялась противотанковая рота из состава легиона «Норвегия», которую спешно перебросили из-под Пулково на усиление 96-й немецкой пехотной дивизии. Командование 18-й немецкой армии называло такой способ доставки подразделений на грузовиках «методом латания прорех».

Директор музея из города Будё Харри Эллингсен слушает объяснения Татьяны Ивановны очень внимательно и раз за разом делает фотоснимки огромного полотна диорамы, изображающей семь январских дней 1943 года. В результате этой стратегической операции Ленинградского и Волховского фронтов 18 января наконец-то было прорвано блокадное кольцо. Харри записывает услышанные данные в свой блокнот. По всему видно, что домой он возвратится, обогащенный знаниями, которые помогут ему еще больше насытить интересной информацией будущую книгу о боях под Ленинградом. Когда я говорю ему, что всего лишь в четырех километрах отсюда находится Ладожское озеро, по которому проходила знаменитая Дорога жизни, то он и его спутники изъявляют желание проехать туда. Через десять минут мы оказываемся в Шлиссельбурге, стоим на южном берегу Ладоги и смотрим на крепость Орешек, так и не взятую гитлеровцами, несмотря на их неоднократные попытки. Обычно здесь я и завершаю экскурсию по южному Приладожью. Не отступил от этой традиции и на этот раз, и вновь убедился, что в ходе таких ознакомительных поездок сложился своеобразный экскурсионный маршрут под названием «Память о войне». Он очень нагляден и производит глубокое впечатление, особенно, если удается еще посетить Невский пятачок и Синявинские высоты.

Теперь я с нетерпением буду ждать выхода в свет книги Харри Эллингсена, которую он мне обещал затем прислать. За три дня нашего общения он и его спутники, Ён Зандстад и Фруде Петерсен, стали мне близки. Через них я узнал новую Норвегию: не книжную, а живую, и ее жителей - очень симпатичных своей скромностью, неприхотливостью и выносливостью. Расстались мы добрыми друзьями с намерением поддерживать и дальше установившиеся контакты.

Юрий Лебедев

Сентябрь 2008 года

Санкт-Петербург