Она бы возмутилась, если бы ее назвали героиней. Так что назовем ее просто общественной активисткой. Она спасла 2,5 тысячи еврейских детей. Не одна — она всегда это подчеркивала. Во время войны и оккупации мечтала о сухих ботинках. Интересовалась политикой, историей и человеком. Родилась 15 февраля 1910 года в Варшаве, ушла из жизни 12 мая 2008 года там же.
Женщина
Почти на всех фотографиях у нее лучезарная улыбка. Гладко зачесанные назад светлые волосы с ровненьким пробором посередине — она старалась всегда иметь при себе расческу и зеркальце. Теплый, умный взгляд направлен прямо в объектив, она словно бы смотрит нам прямо в глаза. У нее были голубые глаза. Они красиво контрастировали с желтыми тюльпанами — эти цветы она любила больше всех. Ее именем назвали их красный сорт. Она угощала шоколадными конфетами своих гостей. Когда не было детей, доставала те, что с коньяком. Терпеть не могла черного хлеба со свекольным мармеладом, но в войну приходилось довольствоваться этим «лакомством». Худшим днем в году считала 1 ноября. Это был день смерти ее сына. Она до конца жизни носила в знак траура черную повязку на седых волосах.
Когда она была ребенком, ее учил петь Ежи Чаплицкий, в то время — пятнадцатилетний мальчик, а впоследствии — знаменитый баритон. От мамы и прабабушки Ирена унаследовала талант к рукоделию и прекрасно вышивала. От отца — социальную активность и интерес к политике. У нее было свое мнение, она много читала. Была хрупкой, но решительной, заражала своей энергией других. Принимала близко к сердцу рассказы о детях. Плакала от бессилия. Тогда, во время войны. Она боялась, но ненависть была сильнее страха. У нее была великолепная память. О ней забыли на долгие годы.
В жизни она руководствовалась двумя принципами (это тоже от отца). Во-первых, «людей нужно делить на хороших и плохих. Раса, происхождение, религия, образование, благосостояние не имеют никакого значения». Во-вторых, тонущему нужно протянуть руку, даже если сам не умеешь плавать. На вопрос о том, что она считает самым главным, ответила без колебания: «Любовь, толерантность и смирение». Она со смирением переносила страдание. И со смирением принимала награды. Она была пацифисткой, кандидатуру которой дважды выдвигали на Нобелевскую премию мира. В возрасте 95 лет она призналась Эльжбете Фицовской (одной из спасенных): «Знаешь, похоже, я начала стареть».
Гуманистка
«Я была избалованным ребенком», — признавалась она с обезоруживающей откровенностью. Ирена Сендлер (урожденная Кшижановская) родилась 15 февраля 1910 года в Варшаве. Маленькая Ирена часто болела, поэтому родители решили перебраться в Отвоцк. Там ее отец Станислав открыл туберкулезный санаторий. Он никогда никому не отказывал в помощи. От пациентов он заразился сыпном тифом и умер в 1917 году. Его единственная дочь пошла в него.
Играя с еврейскими ровесниками, Ирена быстро освоила идиш. В средней школе (уже в Варшаве) состояла в харцерской организации. В 1926 году ее чуть не исключили из школы после того, как она подготовила сообщение о майском перевороте. То же самое было в Варшавском университете, где она изучала польскую филологию — оттуда ее чуть не выгнали, как когда-то ее отца из медицинского. Когда в Университете ввели так называемое «гетто за партами», Сендлер зачеркнула в зачетке запись «правая сторона, арийская» (левая была для евреев). Вместо дипла писала апелляции. Лишь спустя несколько лет профессор Тадеуш Котарбинский восстановил ее в правах студента. Она защитилась в 1939 году. Из-за ее взглядов найти место учительницы ей так и не удалось и она вернулась в Отдел социального обеспечения, где когда-то работала.
«У меня всегда были хорошие оценки по гуманитарным предметам и довольно провальные по математике», — написала она в своих воспоминаниях. Этому утверждению противоречит вся ее последующая деятельность, в ходе которой она использовала аналитическое мышление.
«Иоланта»
С самого начала немецкой оккупации Сендлер вела двойную жизнь. Официально: работа в Городском управлении Варшавы. Неофициально: подпольная деятельность под эгидой Польской социалистической партии, затем — в отделе по делам детей Жеготы (подпольный Совет помощи евреям — прим. ред.) под псевдонимом «сестра Иоланта». И здесь, и там она спасала евреев, взрослых и детей. Для этого требовалась тщательно продуманная стратегия. Сендлер оказалась великолепным организатором.
Ирена Сендлер, санитарка во время Варшавского восстания, 1944, фото из архива Янины Згжебской / East News
Помощь в органах социальной помощи предоставляли на основании данных, полученных в результате анкетирования. Чтобы получить дополнительные продукты питания, одежду, лекарства и деньги, необходимо было эти анкеты подделать. Этим занималась Сендлер и ее связные. Сначала пять, потом десять человек. Оставалось «всего лишь» войти в гетто, желательно несколько раз в день, не вызывая подозрений. Сендлер достала пропуска для санитарок, для себя и Ирены Шульц. В гетто она надевала повязку со звездой Давида — в знак солидарности и чтобы не выделяться. Однако эпизодической помощи было недостаточно, люди погибали — если не от немецкой пули, то от голода. Нужно было вывести евреев из гетто. Хотя бы детей. По одному.
Лазеек было несколько. Путь номер один вел по подземным тоннелям под зданием суда на улице Лешно (во время оккупации здание, в котором немцы разместили больницу, оказалось на границе. Главный вход со стороны Лешно вел в гетто, а задний, со стороны улицы Огродовой, — в арийскую часть города — прим. ред.). Cторожа, имена которых не сохранились, были подкуплены. А если выход с арийской стороны был закрыт? Путь номер два — трамвайные пути. В этом случае пользовались услугами вагоновожатого Леона Шешко. Путь номер три — вместе с рабочими бригадами. Так был спасен маленький Стефанек, который спрятался под плащом взрослого мужчины. Путь номер четыре — карета скорой помощи. В ящиках или мешках перевозили грудных детей, в частности, Эльжбету Фицовскую (сегодня — автор детских книжек). А если ребенок заплачет? На этот случай приобрели громко лающюю собаку. А еще оставались бреши в стенах, подвалы и канализацация. Именно так бежал Петр Зысман (сегодня инженер Зеттингер). Всего около 2,5 тысяч еврейских детей, которым пришлось пройти ускоренный курс взросления.
Урок расставания. Слезы, крики, объятия, протесты, вопросы. Гарантии успеха операции? Даже выход из гетто был под сомнением.
Урок самоидентификации. «Запомни, ты не Ицек, а Яцек. Не Рахель, а Рома. А я не твоя мама, а ваша домработница. Иди вот с той тетей, а там, возможно, тебя ждет твоя мама», — вспоминали матери.
Урок религии. Дети учили католические молитвы на случай, если их на улице спросит гестаповец. Разбуженные ночью, они декламировали: «Отче наш, иже еси на небесех… якоже и мы оставляем должником нашим…».
Урок адаптации. Если они не знали польского языка, его нужно было выучить. С новой личностью и поддельными документами они попадали в приюты (самый младшие — при монастырях или в Дом ксендза Бодуэна) и в польские семьи. Нередко переправлялись из места в место. Организацией занималась Сендлер.
Самый главный урок, урок любви. «Почему мама меня отдала?» — спрашивали дети. «Потому что она тебя любила», — отвечала Сендлер. Для нее эти матери были настоящими героинями.
Ирена Сендлер записывала польские и еврейские фамилии, а также место жительства спасенного ребенка на тбумажки, затем сворачивала их в трубочку и помещала в банку. И так каждый раз. Впоследствии эти данные она передала Адольфу Берману в виде списка, известного как «Список Сендлер» (репортаж с таким названием написала Магдалена Гроховская, а Михал Дудзевич снял одноименный документальный фильм).
В 2006 году ее посетил посол Германии с супругой и вручил корзину разных деликатесов. На восклицание супруги дипломата: «Пани Ирена, то, что вы сделали, было очень опасно!», Сендлер ответила: «Вы ошибаетесь. Во время войны даже просто выйти на улицу было опасно».
Узница
20 октября празднуют именины Ирены. Те, что пришлись на 1943 год, она запомнила до конца жизни. К ней пришли пожилая тетя и связная Янина Грабовская. А утром — одиннадцать гестаповцев. Бумажки с именами детей она хотела выбросить в окно, но дом был окружен. Список спрятала Грабовская. Сендлер арестовали и допрашивали в здании гестапо на аллее Шуха, а оттуда отправили в тюрьму «Павяк». Ее выдала владелица прачечной, где встречались активисты Жеготы. «Сестра Иоланта» никого не выдала даже под пытками. Спустя годы она призналась: «У меня до сих пор на теле остались визитки от этих сверхлюдей». Ей вынесли приговор: расстрел.
Ее спасли. Вызвали к дантисту, и там она получила тайное сообщение, что Жегота предпринимает усилия для ее вызволения. Акцию организовал Юлиан Гробельный с участием Марии Палестер. Они подкупили гестаповца, который затем заплатил за освобождение узницы жизнью. Во сколько оценили ее жизнь, Сендлер так никогда и не узнала. Она увидела свою фамилию в списке расстрелянных. Теперь и ей пришлось сменить свое «я».
Клара Домбровская
Она скрывалась под другой фамилией, меняла адреса, не смогла прийти на похороны матери. Продолжала подпольную деятельность, но теперь вместо повязки со звездой Давида носила чепец медсестры. Во время Варшавского восстания пришла в ближайший санитарный пункт, который вскоре превратился в крупный госпиталь. Lля самых маленьких пациентов устраивала рождественские праздники. В этом госпитале она прятала и евреев. Списки с фамилиями переложила из банки в две бутылки и закопала их под старой яблоней в садике у дома номер 9 по Лекарской улице.
После войны Сендлер работала заместителем начальника Отдела опеки и здоровья, открывала приюты для сирот и дома престарелых, семейные консультации, обучала социальных работников. Занимала другие должности в общественных организациях, в министерстве просвещения, а после принудительного выхода на пенсию в 1967 году (за то, что в учительской якобы демонстративно радовалась победе Израиля в Шестидневной войне) семнадцать лет проработала в школьной библиотеке. Она не могла расстаться с молодежью.
Мать, жена, друг
Для многих детей Холокоста Сендлер стала третьей матерью. Если они о ней знали. Второй была полька, та, что воспитала и заменила первую, еврейку. Самые маленькие не помнили родителей, фотографии сохранялись не всегда. Спустя годы у них появился шанс найти дальних родственников или хотя бы узнать свою историю — все это благодаря миниатюрной блондинке с голубыми глазами и ее знаменитому списку. Дети обожали Сендлер, они ей доверяли. После войны она заботилась о девочке из Освенцима. Как-то раз та попросила нарисовать ей ангелочка. Позднее биограф Сендлер Анна Мешковская назовет ее «Ангелом времен Холокоста».
Маленький Пётрусь Зысман (в последствии Зеттингер) с мамой в 1938 году. Архивное фото из книги «Подинная история Ирены Сендлер», фото: промо-материалы издательства Marginesy
У Сендлер было трое собственных детей: Янина, также филолог-полонист, хранитель памяти о матери; Анджей родился недоношенным (из-за постоянных допросов матери в гестапо) и прожил чуть больше недели; Адам скоропостижно скончался в 1999 году из-за сердечного приступа.
Еще во время учебы в университете цыганка нагадала Сендлер, что у нее будет двое мужей, но замуж она выйдет три раза. Предсказание сбылось. Ее первым мужем был Мечислав Сендлер, вторым — Стефан Згжембский (настоящее имя — Адам Цельникер), отец ее детей. После развода она опять связала свою судьбу с Сендлером. Однако через 10 лет они вновь расстались.
Янина Згжембская вспоминает, что мама всегда всем помогала, у нее было много друзей по всему миру, ее имя открывало все двери в Израиле. Она интересовалась судьбами спасенных, с гордостью рассказывала, что тот — известный врач, а этот — уважаемый профессор. Она переписывалась с ними, встречалась при первой возможности. Она не вспоминала войну, говорила о сегодняшнем дне. Фицовская рассказывала, что «любой, приходящий к ней, обязательно в нее влюблялся». Сендлер часто вспоминала Эву Рехтман, свою близкую подругу по университету, которую она не смогла вызволить из гетто.
О своей деятельности во время войны она долго молчала. А если уж говорила или писала в воспоминаниях, ставших сегодня бесценными, то всегда по-особенному. О еврейских детях и их матерях — всегда очень эмоционально. О своих соратниках (чьи фамилии она скрупулезно записывала) — с восхищением. Лишь о себе она говорила так, словно бы делала самую обыкновенную работу, и быстро переходила с «я» на «мы» и «они».
Праведник народов мира
Зато другие вспоминали ее охотно, всегда тепло и с улыбкой. Именно «Орден улыбки», присуждаемый детьми, был для нее самой главной наградой наряду с письмом от папы Иоанна Павла II и звания Праведник народов мира. Впрочем, всем званиям, медалям и наградам (а их было немало) она предпочитала, например, чтобы какой-нибудь школе присвоили ее имя. Впервые это произошло в Германии, в Польше таких школ несколько десятков. Еще при жизни Сендлер была учреждена премия ее имени «За улучшение мира» для учителей, которые учат и воспитывают детей в духе толерантности.
О ее истории узнали школьницы в Юнионтауне, штате Канзас, которые в 1999 году сочинили театральную пьесу «Жизнь в банке» («Life in a Jar»). Куратор проекта Норман Конрад писал:
«Когда дождливым днем мы покидали варшавский аэропорт, у нас перед глазами стояло лицо пани Ирены, которая махала нам в окне. По ее щекам текли слезы. Мы поехали в Польшу, чтобы понять, что делала эта героическая женщина, а когда возвращались, то с трудом представляли себе, какое нужно иметь мужество, чтобы входить в гетто и выводить оттуда детей».
Ирена Сендлер умерла 12 мая 2008 года в Варшаве. Она спасла жизнь тысячам детей и все время повторяла, что этого слишком мало.
Источники:
Magdalena Grochowska, Lista Sendlerowej, Gazeta Wyborcza 2001;
Halina Grubowska, Ta, która ratowała Żydów, Warszawa 2014;
Anna Mieszkowska, Prawdziwa historia Ireny Sendlerowej, Warszawa 2014;
